…Где-то после полуночи в кромешной темноте ржаного поля загорелись странные алые глаза. Сколько-то времени их обладатель с тихим шорохом оглядывался по сторонам, словно что-то выискивал, потом раздался негромкий костяной скрежет и легкие шаги сквозь шуршащие колосья. Начались медленные и будто бы бесцельные обходы по полю, но неожиданно демон на всех четырех лапах ринулся куда-то в сторону темнеющей вдалеке черной полоски леса. Потом стало видно, что он кого-то преследует – путь уверенно пролегал по уже проторенному в сплошной стене колосьев следу, однако было странно, почему погоня длится так долго – накоротке Ольдад давно оставил бы позади любую борзую из тех, что жили на королевских псарнях и продавались на вес золота. Наконец, впереди появилось светлое пятно некрашенной домотканой рубахи и бегущий через поле худой мальчишка со светлыми волосами. Роговые пластины проскрипели друг о друга и в следующий момент широкие крылья поймали поток теплого ночного ветра, крупная темная тень без труда опередила мальчишку, обрушилась на него сверху, раздался глухой удар и демон навис над своей скорчившейся ничком добычей, наступив когтистой лапой на худое плечо.
- Тебя еще никто не удосужился научить уважению к старшим? – Сухо поинтересовался Ольдад, до половины вогнав когти ему в спину; в ответ раздался какой-то болезненный всхлип. – Побегаешь еще от меня, сучонок?
- Не-ет… отпусти…те. – Отплевываясь от набившейся в рот соломы выдавил мальчишка; уважительное обращение явно далось ему нелегко. – Не буду, дядя, пусти.
Демон убрал лапу, молча подождал, когда мелкий нахал начнет подниматься и без замаха влепил ему оплеуху, которой, однако, хватило, чтобы тот покатился по земле, скуля от боли и зажимая глубокие рваные царапины.
- Я тебе не дядя, сучье семя. – Объяснил демон, подошел ближе: - Как тебя зовут?
- Зови ветром в поле. – Недружелюбно буркнул мальчишка, пытаясь отползти подальше и не сводя уже все понявшего тоскливого взгляда со своего мучителя; светлые желтые глаза с до предела сузившимися кошачьими зрачками не переставали сверлить демона, с завистью оценивая его силу. – Еще что-нибудь?
Он прекрасно знал, что это было за выражение, с которым старший смотрел на него – беззащитная живая игрушка, с которой можно вдоволь развлечься, а потом бросить подыхать. От таких взглядов он когда-то бежал, и теперь… нелепая случайность.
- Думаю, нет. – Осклабился Ольдад, одним шагом сократив разделяющее их расстояние, - А теперь или ты называешь мне свое имя, или я выпускаю тебе кишки прямо здесь… и да сжалится над тобой Всематерь. – Нависнув над бесенком, он ехидно сощурился, - А может, ты родом из помойной ямы, где у демонов нет имен?
Молчаливая борьба продолжалась недолго, воля старшего из исчадий преисподней взяла свое и мальчишка, опустив глаза, нараспев произнес длинную фразу на им только понятном языке.
Ольдад помолчал, прикидывая, как сократить услышанное до удобопроизносимого слова, и, не удержавшись, рассмеялся:
- Солевемра… Солома ты… деревенщина.
Фыркнув напоследок, демон вдруг просто повернулся и двинулся прочь от него, на запад через поле. Бесенок, еще не веря в свое спасение, поднял глаза, глядя ему вслед и беззвучно шевеля губами.
- Господин, мне идти с тобой? – Он, наконец, смог окликнуть крылатого.
Тот остановился и чуть повернул голову.
- Зачем ты мне нужен, хилый ублюдок? У меня нет времени играться с тобой, а в бою ты и когтя моего не стоишь… Солома… в самый раз имечко. Убирайся на север, если хочешь жить. Скоро здесь, наверное, будут инквизиторы.
Мальчишка сидел на земле, глядя вслед уходящему Ольдаду, и в его светлых глазах плескался дикий, едва сдерживаемый ужас. На залитой кровью половине лица начала проступать пятнистая шкурка, судорожно вцепившиеся в землю длинные пальцы обзавелись острыми коготками цвета слоновой кости. Он сумел подняться на ноги только когда демон исчез где-то в зарослях на другой стороне поля, а восток начал слабо светлеть. Несколько мгновений пошатывающаяся жалкая фигурка в пропитавшейся красной кровью рубахе еще виднелась посреди поля, но потом исчезла – только ветер прошелся по верхушкам колосьев.

…Он понял, что не один, достаточно скоро. Инквизиторы каким-то образом выследили его и почти дышали в затылок, не помогло ничего, даже попытка подставить вместо себя бесенка, случайно привлеченного присутствием сородича.
Уже в лесу за полем Ольдад остановился и задумался, усевшись на землю в стороне от тропы, которой он пробирался. Белые были уже слишком близко, чтобы попытаться еще раз удрать, и хотя эта попытка была еще вполне осуществима, никто не ручался, что его преследователи не свалятся ему на голову в более неподходящий момент. Оставалось только биться с ними, и демон не сомневался, что победит. Люди редко бывали достойными противниками.
Свернув, он сделал круг по лесу, ближе к утру оказавшись у своих недругов за спиной – они уже, скорее всего, поняли, почему его след так резко ушел в сторону и негромко переговаривались, когда демон, обнажив мечи и отбросив в сторону ножны, не таясь, вышел к инквизиторам.
- Меня ищете, любезные? – С усмешкой поинтересовался он, приблизившись на пару десятков шагов.
Повеявший в следующий миг порыв ветра – горячего, напоенного сухим запахом пепла с привкусом серы, смазал и унес прочь иллюзию человеческого облика.

Он не стал отвечать на эту очевидную глупость, только глянул в лицо инквизитору с брюзгливой жалостью, вызванной их нелепым видом, и этими бесполезными словами. Странная безрассудная уверенность, которую он читал в своих противниках, ничуть не волновала демона, ибо с тем же он шел им навстречу.
Глупцы…
Концы клинков задевали траву, ложащуюся под ноги не принадлежащей этому миру твари, которая так дико и неправдоподобно смотрелась в солнечном утреннем лесу. Приподнятый вверх кончик хвоста, стелящийся над землей, чуть дрогнул; Ольдад уже просчитал все свои движения с точностью до шага и уже знал, куда и как ударит. Этому чучелу в одной сандалии – не доходя совсем чуть-чуть, молниеносно снизу в горло, чтобы острие изнутри ткнулось в основание черепа; второму, который казался демону послабей, хватит и вскользь полоснуть по животу. Потом добить… а, если получится удачно попасть и инквизитор не будет выть от боли и ужаса, то можно будет и поговорить… В темных глазницах крылатого будто затлели алые угли, и этим измененным зрением он увидел, как инквизиторы начинают собирать силу, закручивая ее в какое-то подобие заклятья… не разобрать. Молочно-белое сияние резало болью, но он только улыбнулся, чувствуя жгучую пульсацию своей собственной силы, готовую ответить, готовую стать яростным пламенем, опаляющим дыханием Всематери. Их магия, их злые церковные чудеса умели больно обжигать; люди давно уже научились использовать то, что плоть от плоти было колдовством извечных врагов его сородичей, но сейчас демон со своей привычной самонадеянностью не испытывал каких-либо сомнений в исходе боя; несколько секунд он мог выдерживать любую из их атак, а большего и не было нужно.
Шаг… сухая ветка хрустнула под когтями. И еще четыре шага до начала…

…Когда заклятье за доли секунды оформилось в видимую и явную форму, Ольдад резко сбил шаг и, остановившись, сделал резкий жест крыльями, воздевая их вверх, словно огромные гротескные ладони. Густое марево опаляющего жара родилось между ними, растеклось в стороны, мгновенно обугливая стволы деревьев и за миг до касания стремительно приближающихся струй света вспыхнуло жутким ярко-алым пламенем, которое стало над демоном ревущим шатром в два человеческих роста. Это пламя и этот свет… стихии-подобия, не имеющие ничего общего с настоящими, но лишь одолжившие их имена – алое, мешающееся с белым, две стороны, смертельно ненавидящие друг друга, но, возможно, в чем-то схожие, хотя бы этой злобой, с которой пламя обращало в прах проникающие в него отростки, а те, в свою очередь, душили его, как юный котоубийца свою беззащитную жертву, хотя…насколько мог быть беззащитным разменявший тысячелетие демон?
Он все так же стоял на месте, и щупальца отвратительной, чуждой сущности уже полностью охватили защищавшую его огненную сферу, пытаясь отыскать лазейку, просочиться внутрь… особенно сильные тычки отдавались тянущей болью в висках, но Ольдад так мог стоять и бездействовать еще долго. Оплетка рукоятей мечей уже давно сгорела, но он обратил на это внимание, только когда расплавленный металл навершия потек по пальцам; выронив эти бесполезные, вышедшие из-под людских рук железки, крылатый досадливо стряхнул капельки стали и, прикрыв глаза от яркого света, шагнул в колышущуюся молочно-белую массу, все еще пытающуюся спеленать его по рукам и ногам.
- Отрицание – великая вещь. – Вполголоса проговорил он, остановившись меньше, чем в двух шагах от атаковавшего его инквизитора и глядя ему в лицо. – Nihil. Пустота обращает в ничто все, что погружается в нее, поэтому деструкция удается нам лучше всего.
Грива демона стояла чуть ли не дыбом, пламя ярилось вокруг него, сплетенное в тугой кокон, но на его лице не отразилось ровным счетом ничего, когда он протянул лапу вперед, к церковнику. Проявления их сил сплелись уже настолько крепко, что Ольдад и сам даже если бы захотел, как и его противник, уже не смог бы отодвинуться, поэтому и не спешил, зная, что защищающая человеческое сознание броня веры может дать трещину хотя бы из-за страха.
Не каждый день ведь к тебе тянутся существа вроде меня… Ан… Ансельм. Правда, неприятно?..
Потом демон ощутил явное сопротивление, но не остановился, продолжая вдавливать измазанные расплавленной сталью когти в сияющую стену.
Хватит одного прикосновения к твоей слабой плоти, чтобы испепелить ее… как же ты жалок по сравнению с нашими настоящими врагами…
Где-то на краю сознания бродила мысль о втором церковнике, но демон не стал на нее отвлекаться, уповая на вложенные в него инстинкты, благодаря которым он обычно знал об атаке раньше, чем она становилась слишком опасной.
До горла монаха оставалось шесть дюймов.

Отредактировано Ольдад (2009-09-25 21:23:49)

…Когда второй монах в него чем-то плеснул, это настолько походило на отпускающий боевое заклятье жест, что Ольдад инстинктивно отдернулся, но пытающиеся оплести его отростки заклятья белых все же удержали его на месте, и жидкость плеснула на полыхающую нестерпимым алым жаром шкуру демона; с бешеным визгом в воздух взметнулись клубы пара.
Он чувствовал, что начинает приходить в бешенство от затянувшегося боя. Все атаки этой сотворенной инквизиторами погани приводили к отупляющей резкой боли – скоро косная оболочка, и без того изнуренная бегством, может не выдержать… а без тела он станет легкой добычей.
Вот прицепились, мрази.
Силы равны, и это вызывало больше всего скрываемого раздражением страха. Обе стороны могли только поддерживать равновесие – заклятье против чистого пламени преисподней, но перелом грозил наступить только после полного изнеможения кого-то из противников. Но их было двое против него одного.
Сжимая зубы, демон чуть сгорбился и окутывающие его языки огня как-то потускнели, начали гаснуть, но лишь с тем, чтобы несколько секунд спустя взметнуться ревущей стеной, сжигающей потянувшиеся к нему щупальца. Широко развернувшиеся крылья уперлись в раскаленный воздух и Ольдад сумел-таки освободиться от цепкой инквизиторской хватки, зависнув над землей в полутора десятках ярдов от своих противников. Холодно глядя на них сверху вниз, крылатый что-то прошипел сквозь зубы, свивая свою силу в кольца длинной узловатой плети, которой не замедлил воспользоваться; резко ударил, метя в голову стоящего впереди Ансельма, намереваясь раскроить ему череп, а после вплотную заняться его спутником.